В статье рассматриваются коллективные и индивидуальные прозвища, записанные на территории Архангельской и Вологодской областей, а также на северо-востоке Костромской области. Внутренняя форма и мотивация антропонимов, которую предлагает диалектоноситель, позволяют охарактеризовать представления о кулинарных традициях крестьян Русского Севера, стереотипный взгляд на чужую и свою пищу, гастрономические предпочтения различных социальных и территориальных групп, выявить ситуации, частью которых становится пища, и определить сопровождающие ее мотивы и смыслы. Большая часть рассмотренных коллективных прозвищ изначально указывала на территориальные различия в рационе: преобладание того или иного блюда (кашехлёбы, тюрики, штенники и др.), употребление пищи определенного состава (гороховики, картовники, мякинники и др.), особенности приготовления блюд (кислая камбала, кислушники, выденники и др.). Некоторые антропонимы, возможно, сохранили память о соседстве русского и финно-угорского населения. Индивидуальные прозвища часто отражали представления о нормах питания и их нарушении, а также (наряду с коллективными) становились маркером материального положения: так, многие из «бедных» прозвищ принадлежат жителям Пинежского и соседнего с ним Верхнетоемского районов (крохоборы, мусённики, сухарники и пр.), тогда как богатым признавалось население Мезени. Мотивация ряда прозвищ приобретает дополнительные сюжетные линии, которые нашли продолжение в народной топонимии и фольклоре. Среди устойчивых, повторяющихся мотивов - сюжеты о краже пищи (масленники, толоконники, кашники и пр.), скисании и порче продуктов (кисломолочники, ротковская говядина), пролитом напитке или пище (творожники), замешивании реки мукой / толокном (толоконники).